СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

Внезапно возвращается обстановка восьмой сцены. Адам снова в образе Кеплера сидит, склонив голову на письменный стол. Люцифер в образе слуги трогает Адама за плечо. Брезжит утро.

Люцифер.
Не обезглавили на этот раз.

Адам (просыпаясь).
Где я? Где сновиденья?

Люцифер.
      Улетели
С. похмельем вместе, о учитель мой!

Адам.
Так значит, в эту жалкую эпоху
Одно похмелье только и дает
Возвыситься стареющей душе!
Я пребывал в величественных грезах!
Слеп тот, кто не заметит искру божью,
Пусть даже вся в крови она, в грязи.
Как удивительны и добродетель
И грех ее! А это потому, что
Великой силы есть на них печать!
Зачем проснулся я? Чтоб, оглянувшись,
Всю карликовость наших дней понять
С их негодяйством под улыбкой льстивой
И добродетелью привычно лживой?

Люцифер.
Знакома мне подбная хандра,
Терзающая бражников с утра.

Ева (выходя из рощи).
Прочь от меня! Теперь мне стало ясно:
Ты подстрекаешт на мужеубийство
Меня, которую звал идеалом
Своей души! О подлость!

Третий придворный.
      Ради бога
Не надо волноваться, дорогая!
Заметят, так получится скандал!

Адам.
Ужель две эти женщины - лишь сон?
О, нет. Она одна, но двуедина,
Изменчивая, как мой буйный рок
И как волна - то пенна, то темна!

Ева.
Ах, значит, лишь скандала и боишься?
И для тебя, о рыцарь без упрека,
И грех не грех, коль он остался тайным!
О горе! Вы над женщиной глумитесь
До той поры, пока опа не сбросит
Невинной добродетели наследство
Как предрассудок. А тогда с усмешкой
Вы делаете женщину орудьем
Своих грехов! Прочь с глаз моих, чтоб больше
Я никогда не видела тебя!

Третий придворный.
И это тоже преувеличенье!
В предмет насмешек можем превратиться,
Рассматривая сей пустяшный случай
Столь трагедийно! Видеться и впредь
Мы будем, улыбаясь и шутя.
3абудем о случившемся. Прощайте,
Сударыня!
(Уходит.)

Ева.
     
Подлец! Теперь одна
Я со своим грехом и со слезами.
(Уходит.)

Адам.
Так, стало быть, я грезил? Сну конец,
Но не всему. Мысль все-таки прочнее
Материи. Материю сметает
Насилие. А мысль - бессмертна.
Я вижу рост моих идей священных.
Все чище, все достойнее они
И завоюют мир в конце концов.

Люцифер.
Учитель, солнце всходит. Час урока
Настал. Волнуются ученики.
Премудрым словом подари юнцов!
(Звонит в колокольчик, прикрепленный к астрологической башне.)

Адам.
Глумишься над ученостью моей?
Да! От похвал и сам краснеть я должен.

Люцифер.
Юнцов отличных просвещаешь ты!

Адам.
Скорее только приручаю их
Я непонятными для них словами,
В которых нет и смысла никакого.
Простак таращится: мол, проникаем
Прекрасными словами в суть вещей.
А в самом деле это лишь прием,
Скрывающий уловки шарлатанства!
Быстрыми шагами входит один ученик и поднимается на балкон.

Ученик.
Учитель, благосклонно ты позвал
Меня к себе, сказав, что утолишь
Мою пюзнанья жажду и позволишь
Мне в суть вещей поглубже заглянуть,
Чем всем другим учащимся.

Адам.
      Да, это
Ты заслужил усердием своим.

Ученик.
Так вот я здесь. Душа горит желаньем
Войти в лабораторию природы
И все познать затем, чтоб насладиться
Сознаньем власти, чувством превосходства
Над миром и материи и духа!

Адам.
Хватил! Ничтожная крупица мира,
Не совладаешь ты с прекрасным целым!
Ты просишь власти, знанья, наслажденья,
Но если б выдержал ты тяжесть их,
Так стал бы богом. Ты мечтай о меньшем -
И, может быть, ты овладеешь им!

Ученик.
Любую тайну мне раскрой, учитель,
Мне все во благо будет, ибо чую,
Что ровно ничего не понимаю.

Адам.
Ну так и быть! Я вижу - ты достоин!
Я в тайну тайн введу тебя, чтоб ты
Увидел суть вещей, как сам я вижу.
Но нет ли здесь вблизи непосвященных?
Коль в наши дни открыть народу правду,
Становится убийственной она,
Но день грядет, о, близок день, когда
На улицах о ней заговорят.
Тогда народ не будет уж дитятей!
Дай руку, что секрета ты не выдашь.
Так! Слушай хорошенько.

Ученик.
      Трепещу
От страха и желанья.

Адам.
      Ты о чем
Мне толковал?

Ученик.
      Что я не понимаю,
В чем суть вещей.

Адам.
      И я не понимаю,
Да и никто. И ты уж мне поверь:
Не боле, чем поэзия незнанья -
Вся философия. И потому
Она, смиреннейшая из наук,
Сама себя лишь самоуслаждает
В своем мирке средь умственных химер.
Но у нее таких друзей немало,
Которые с торжественным лицом
Вычерчивают на песке: «Вот эта
Черта есть бездна, а кружок соседний -
Святилище!» И мы уже смеемся
Над этою комедией, покуда
Мы сами не дойдем до пониманья,
Что это очень страшная забава,
И если, трепеща, не обойти
Всех этих лииий на песке, то дерзкий,
Переступив черту, - уже в капкане!
Вот что за вздор нас губит, охраняя
Под видом ханжеского благочестья
Власть предержащую!

Ученик.
      Так вот в чем суть!
И что же, так останется навеки?

Адам.
Нет! В будущем все это осмеют:
Политик, мнившийся нам великаном,
Подвижник веры, удивлявший нас,
Грядущему покажутся шутами,
Когда займут их место простота,
Величье подлинное, натуральность,
Чтоб люди прыгали лишь там, где яма,
И пролагали путь лишь на простор.
Науку же, которая своею
Хитросплетенной сущностью приводит
Сейчас к безумию, никто не станет
Тогда учить - премудрость эта будет
Ясна для всех.

Ученик.
      Учитель, не она ли
Понятный всем апостольский язык?
Но пусть все остальное - хлам негодный,
Ты хоть в искусство веру мне оставь!
Без знанья правил не понять искусства!

Адам.
Но знай, что совершенство его в том,
Что эти правила и незаметны!

Ученик.
Итак, остановиться на суровой
Действительности? Но идеализм
Творенья наши одухотворяет.

Адам.
Да, верно, верно! Он вливает в них
Дух наравне с природой, чтоб творенья
С природой равноправье обрели
И стали бы не мертвым рукодельем,
А естеством! И нечего бояться,
Что, идеализируя, обманешь
Живую и великую природу.
Но всяким догмам отдохнуть позволь.
В ком сила есть и в ком живет господь,
Тот будет говорить, ваять и петь
И душераздирающе рыдать,
Когда душа болит, и улыбаться
Сквозь дрему после упоенья негой,
И новый путь к своей проложит цели,
И новые он правила создаст,
А отвлеченность служит только цепью
И карликовый род не окрылит!

Ученик.
Так что ж мне делать, объясни, учитель?
Я дни и ночи отдавал науке -
Неужто стать мне вровень с простаками
И весь мой труд пропал?

Адам.
      Нет, не пропал он,
А именно и дал тебе возможность
Отныне все соблазны презирать.
Кто не глядит в глаза беде, тот - трус!
Но не из трусости пустым задирой
Пренебрежет испытанный боец,
В чьей храбрости никто не усомнится!
Истлевшие пергаменты возьми
И плесневеющие фолианты
И брось в огонь их. Отшибают память
Они у нас и отучают мыслить,
И двигаться на собственных ногах,
И в виде предрассудков переносят
Былые заблужденья в новый мир.
В огонь их! Будь свободен! Глупо
По книжкам изучать и лес и песню,
Покуда жизнь твоя уходит зря
Среди унылых пыльных стен жилья.
Настолько ли ты, право, долговечен,
Чтобы долбить теорию до смерти?
Мы вместе скажем школе: будь здорова!
Пусть юность вешняя тебя ведет
К лучам и песням, радость приносящим.
Меня же поведи, о дух неверный,
В тот новый мир, что будет развиваться,
Коль мудрость прозорливца одного
Усвоит и позволит вольным словом
Мысль выразить, таящуюся в прахе,
В проклятом прахе рухнувших руин!


VisszaKezdхlapElхre